четверг, 17 октября 2013 г.

Е. П. Казаков (Казань) ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ВОЛЖСКИХ БУЛГАР С ВОЛГО-ОКСКИМИ ФИННАМИ В IX-XII вв.

Е. П. Казаков (Казань) 
  
ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ВОЛЖСКИХ БУЛГАР С ВОЛГО-ОКСКИМИ ФИННАМИ В IX-XII вв. 
  
На формирование этноса и культуры волжских булгар как нового народа, сформировавшегося из пришлых племен в Среднем Поволжье, большое влияние оказали финноязычные и угроязычные народы, граничившие со страной булгар с запада, севера и востока. До середины ХХ в. о таком влиянии можно было судить, в основном, лишь по отрывочным сведениям письменных источников. С открытием языческих некрополей ранней Волжской Булгарии IX-X вв. с богатыми комплексами вещей для изучения этой проблемы появились новые основательные материалы. Так, оказалось, что в IX-X вв. в Среднее Поволжье двумя волнами в массе переселились угры Урало-Прикамья.1   Практически весь домонгольский период волжские булгары находились в тесных контактах со своими восточными угорскими соседями.2  
Слабее изучены проблемы взаимодействия волжских булгар с обширным миром поволжских финнов (в данной статье не рассматриваются комплексы пермских финнов). В настоящее время в древностях булгар выявлены материалы, свидетельствующие о таких связях. Уровень и характер их во многом зависели от социально-экономического развития булгарского общества и складывающейся военно-политиче-ской обстановки во взаимоотношениях страны булгар и Руси.
Благодаря своей специфике, удивительно стойкому сохранению в течение многих столетий этнографических проявлений костюма, особенно женского, комплексы волго-окских финнов хорошо выделяются в памятниках волжских булгар. Территориально истоки их можно локализовать на правобережное Марийского Поволжья, где обитали предки марийцев; в Волго-Окско-Сурском междуречье, где локализовались мордва, мещера, мурома, и в Верхнем Поволжье, где проживала меря. Комплексы каждой из этих общностей также имели свои особенности и попадали к волжским булгарам на различных хронологических этапах.
В начале булгарской эпохи волжские финны, видимо, опасались появившихся на Средней Волге воинственных кочевников, отличавшихся от них образом жизни, языком, идеологическими представлениями. В VIII-IX вв. памятники местного населения отсутствуют на правобережье Марийского Поволжья, а мордовские локализуются подальше от булгар, в районе Окско-Сурского междуречья.3   Наиболее ранние следы присутствия волжских финнов в стране булгар отмечены в Большетиганском могильнике кушнаренковской культуры, расположенном в Алексеевском районе Татарстана. Здесь в могиле 42, датированной концом IX в., расчищено женское погребение (Рис. 1). В отличие от других захоронений, содержащих круглодонную посуду, в могиле отмечен баночный плоскодонный сосуд. Головной убор был украшен лентой из четырех рядов ремешков, обвитых бронзовыми пронизками в стиле «полукеря». Обоймы, скрепляющие ленту и щиток ее пряжки, были изготовлены из листовой бронзы и так же, как у мордвы, по краям украшались точечным орнаментом.
Однако в целом таких вещей в памятниках булгар было в это время немного. Единичные вещи, встреченные в Танкеевском могильнике, употреблялись не так, как у финноязычного населения, потому что булгары, видимо, не знали функционального назначения их.4  
Первое переселение окских финнов в страну булгар отмечается в третьей четверти Х в.5   На поздней языческой части Танкеевского могильника среди погребений булгар встречены мужское, детское и женское захоронения летописной мещеры. По обряду и инвентарю они резко отличаются от булгарских. В детском захоронении 1100 находился и серебряный дирхем Наср бен-Ахмеда 924-925 гг. Богатым набором вещей сопровождалось женское погребение 1101 (Рис. 2). Костюм из этого захоронения находит полные аналоги в реконструируемой женской одежде Шатрищенского6   и других рязанско-окских могильниках. Почти полные аналогии данному комплексу имеются в инвентаре женского захоронения 2 Муромского могильника, расположенного в с. Молотицы Муромского района Владимирской области, где встречены и монеты 933-941, 952-954 гг.7  
Данные комплексы из Танкеевки, представляющие самые восточные языческие захоронения окских финнов, несомненно, свидетельствуют о переселении их в Среднее Поволжье (по рр. Оке и Волге или напрямую через мордовские земли - предстоит еще выяснить). Возможно, это было связано со славянским воздействием. Известно, что уже в XI в. земли мещеры и муромы вошли в состав русских княжеств, хотя этноним «мещера» в различных вариациях нередко использовался для определения различных групп средневекового населения Волго-Окско-Сурского междуречья.8   Данный регион являлся компактной зоной взаимодействия финноязычного, славянского и тюркоязычного населения, зоной конфронтации Руси, Волжской Булгарии и кочевников степи. Каждое из них силой оружия и идеологического воздействия стремилось расширить свое влияние, что усиливало миграционные и ассимиляционные процессы. Подобно муроме, мещере к исчезнувшим народам данного региона относятся и буртасы, этнокультурная принадлежность этнонима которых также является дискуссионной. Еще Н. Ф. Калинин связывал древности буртас с именьковской культурой. В настоящее время имеются новые материалы, которые могут свидетельствовать о связи буртас с турбаслинско-именьковскими комплексами поздних сармат,9   остатки которых в домонгольский период были ассимилированы тюркоязычным населением и мордвой.
В 60-е гг. Х в. из кубано-нижнедонских районов Хазарии, гибнущей в результате походов печенегов и Святослава, в Среднее Поволжье переселяются новые группы булгар. Это было мусульманизированное население с богатыми традициями земледелия, ремесла и торговли. Оно принесло с собой элементы культуры, которых не было у ранних булгар Поволжья, но которые с IX в. известны в развитых районах салтовской культуры. В числе их постантичная керамика (горшки, кувшины, корчаги, светильники и т. д.), прогрессивные типы железных земледельческих орудий (лемеха, резаки, косы, серпы), разнообразный ремесленный инвентарий и прочее. Этим временем датируется материал наиболее ранних слоев большинства булгарских городов и поселений.
Этим же временем датируется исход вятичей в Окский регион. Сюда они привнесли развитые элементы салтово-маяцкой культуры Х в., которые во многом аналогичны булгарским (горшковидная керамика с рифлением, кузнечные орудия и т. д.).
Пришлое население стало катализатором завершающих процессов превращения Волжской Булгарии в мусульманское государство с развитым земледелием, скотоводством и ремеслом. Необходимость реализации последнего (без чего оно не могло развиваться) обусловила развитие торговли и установление доверительных отношений с соседними народами. В конце X-XI вв. булгарские купцы доминировали на Волжском (главном между странами Азии и Восточной Европы), а также Камском и Окском речных путях. В землях волго-окских финнов создавались торговые фактории, торжища, через которые в обмен на меха и другие товары реализовывались высококачественные изделия булгарских ремесленников. На массовом материале это прослеживается в Марийском Поволжье, являющемся ближайшим рынком сбыта булгар (всего 120 км водного пути от центральных районов Волжской Булгарии). Именно в это время, судя по расположению памятников, местное население выходит к р. Волге.
Погребальные комплексы могильников Дубовский, Нижняя Стрелка и других буквально переполнена поделками булгарских ремесленников. Большим спросом пользовались поясные наборы с разнообразными деталями из цветного металла (Рис. 3), поясные сумочки из кожи «булгари» с металлическими обкладками, перевитые браслеты с каменными вставками в шатонах, коньковые кресала и др.10   Аналогичные категории предметов отмечаются в некрополях мордвы второй половины X-XI вв.11   Судя по материалам, литейным формам такие изделия изготовлялись в Западном Закамье - центральной части страны булгар и через торгово-ремесленные пункты I-III Семеновские, Измерское, V Старокуйбышевское и др. по рр. Волге и Каме отправлялись в земли финноязычных соседей.12  
Вместе с товарами в земли волго-окских финнов через посредство булгар шел поток восточного серебра. Только в Дубовском могильнике встречено несколько десятков монет, в том числе чеканенные в Волжской Булгарии.13   Большой объем восточного серебра оседал в памятниках бассейна р. Оки. Достаточно вспомнить крупнейший Муромский клад дирхемов (свыше одиннадцати тысяч монет и более 5 кг их обломков), клад в с. Борки (около пятисот монет). Нередки находки монет в погребениях. Помимо вышеотмеченного Молотицкого могильника, более десятка серебряных дирхемов и их подражаний встречено в Максимовском могильнике, расположенном в 15 км от г. Мурома.14  
Следует отметить, что такой активной деятельности булгар способствовал заключенный по их инициативе в 1006 г. договор с Русью, по которому князь Владимир разрешил их купцам торговать в городах по Волге и Оке. Однако в конце XI в. усиливающаяся Северо-Восточная Русь вступает в конфронтацию с Волжской Булгарией. Инициаторами этого, видимо, в немалой степени были торговые люди городов, в том числе г. Мурома, представлявшими, какую выгоду получают булгарские купцы благодаря ножнице цен на некоторые виды товаров на внешнем и внутреннем рынках. В 1088 г. на Волге и Оке были ограблены и побиты булгарские купцы. Поскольку обращенная к князю Олегу жалоба не имела успеха, булгары пришли с войском, взяли Муром, сожгли окрестные села. Однако в дальнейшем перевес оказался на стороне Руси, и булгары потеряли торговое первенство по Волге и Оке. С этого времени усиливается славянизация и христианизация мерянского населения на Верхней Волге.
Не исключено, что это вызвало отток верхневолжских финнов на восток. Во II, III Выжумском, Починковском и других могильниках Марийского Поволжья XI-XII вв. появляется славяноидная керамика с рифлением, специфические мерянские подвески в виде «петушков», «уточек», шумящие подвески со щитками из спаянных колец и т. д.15   Эта переселенческая волна дошла и до центральных районов Волжской Булгарии, в памятниках которой встречены такие же (Рис. 4) поделки.16   Восточные границы этого переселенческого движения иллюстрируют комплексы Котловского могильника в низовьях р. Вятки. Женские захоронения данного памятника сопровождаются богатым набором типично мерянских бронзовых украшений.17  
Не исключено, что вместе с этим населением на восток уходили и не принявшие христианства славяне-язычники (сторонники «волхвов» и прочие). Определенный отголосок такого перемещения имеется в письменных источниках. Сообщая о появлении нового населения в Предкамье, Казанский летописец сообщает: «Наполни такими людьми землю ту еще ина черемиса, зовемая отяки, тое же глаголют ростовская чернь, забежавши та от крещения русского в болгарских жилищах...»18  
В золотоордынский период, в силу изменяющейся военно-политической обстановки, наблюдается переход как волго-окских финнов в земли волжских булгар, так и обратный процесс. Одним из археологически доказанных фактов является массовое переселение мордвы на территорию бывшего государства волжских булгар на обоих берегах р. Волги. Они оставили Карташинский могильник и селище, Муранский могильник и селище и др.19   Возможно, это также было связано или с решением золотоордынского руководства, или со временным усилением Наровчатского образования в XIV в.
Таким образом, археологические комплексы свидетельствуют о длительном, пятисотлетнем, взаимодействии волжских булгар с волго-окскими финнами. Обусловленная заинтересованностью в торговле известная веротерпимость булгар приводила и к тому, что финны искали у них убежища. Археологические данные подтверждают и письменные источники, на основе которых исследователи уже давно приходят к тем же выводам. По мнению А. И. Лызлова, мещера, прежде жившая «на Нижней Оке; теснимая русскими они... удалились на северо-восток... как следствие этих же причин и черемиса переселилась на Волгу и Каму из Ростовской области...»20  

Ссылки:
 1   Казаков Е. П. Культура ранней Волжской Болгарии (этапы этнокультурной истории). - М., 1992. - С. 242-322. 
2   Казаков Е. П. Волжская Болгария и финно-угорский мир // Finno-Ugrica. - № 1. - 1997. - С. 33-53. 
3   Казаков Е. П. Этапы взаимодействия волжских болгар с финнами Поволжья // Средневековые древности Волго-Камья. - Йошкар-Ола, 1992. - С. 43. 
4   Казаков Е. П. О характере связей поволжских финно-угров с населением ранней Волжской Болгарии // Вопросы финно-угроведения. - Вып.V. - Йошкар-Ола, 1970. - С. 253-260. 
5   Казаков Е. П. О взаимодействии волжских болгар с ок-скими финнами // Историко-культурное наследие. Памятники археологии Центральной России: охранное изучение и музеефикация (материалы научной конференции). - Рязань, 1994. - С. 112. 
6   Кравченко Т. А. Шатрищенский могильник (по раскопкам 1966-1969 гг.) // Археология Рязанской земли. - М., 1974. - С. 111. 
7  Розенфельдт Р. Муромский могильник в с. Молотицы // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. - М., 1978. - С. 180-184. 
8 Орлов А. М. Мещера, мещеряки, мишари. - Казань, 1992. 
9 Казаков Е. П. Коминтерновский II могильник в системе древностей эпохи тюркских каганатов // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (вопросы хронологии). - Самара, 1998. - С. 97-150. 
10 Архипов Г. Н. Марийцы IX-XI вв. - Йошкар-Ола, 1973. - С. 151-159. - Рис. 38, 39; Никитина Т. Б. Инвентарь могильника «Нижняя Стрелка» // Древности Поволжья. - Йошкар-Ола, 1990. - С. 112-113. - Рис. 10, 11. 
11 Казаков Е. П. О связях волжских болгар с мордвой по археологическим данным // Из истории области. Очерки краеведов. - Вып. II. - Пенза, 1990. - С. 64. 
12 Казаков Е. П. О домонгольских торгово-ремесленных поселениях волжских булгар в Закамье // Памятники истории и культуры Верхнего Поволжья. - Нижний Новгород, 1991. - С. 342-352. 
13 Федоров-Давыдов Г. А. Монеты из Дубовского могильника // Новые памятники археологии Волго-Камья. - Йошкар-Ола, 1984. - С. 160-172. 
14 Равдина Т. В. Погребения X-XI вв. с монетами на территории Древней Руси: Каталог.- М., 1988. - С. 82-83. 
15 Архипов Г. Н. Марийцы XII-XIII вв. - Йошкар-Ола, 1986. - Рис. 24, 26 и др. 
16 Беговатов Е. А., Казаков Е. П. Птицевидные подвески мери и веси из Татарии // Археологические памятники Волго-Клязьминского междуречья. - Иваново, 1990. - С. 12-14. 
17 Нефедов Ф. Д. Отчет об археологических исследованиях в Прикамье, произведенных летом 1883 и 1884 гг. // МАВГР. - Т. 3. 
18 Сказание о царстве Казанском. - М., 1959. - С. 27. 
19 Казаков Е. П. О связях волжских болгар... С. 61-67. 
20 Лызлов А. И. Скифская история. - Спб., 1787. - С. 83. 

вторник, 15 октября 2013 г.

Ю. М. Смирнов (Муром) МУРОМ: ЭТНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ КОНТАКТЫ

Ю. М. Смирнов (Муром)

МУРОМ: ЭТНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ КОНТАКТЫ

Еще в середине прошлого века М. Н. Тихомиров заметил, что из более чем двух десятков русских городов, возникших в IX-X вв. и упомянутых в летописях, только два – Ладога и Муром – носят неславян-ские названия.В связи с этим замечанием автоматически встает вопрос об этнической принадлежности города (в частности, Мурома) как в момент его возникновения, так и в период дальнейшего развития.
Первое население на Муромской земле появляется в эпоху верхнего палеолита, о чем свидетельствует открытая в 1877 г. А. С. Уваровым Карачаровская стоянка(ныне место стоянки входит в черту города), и все последующее время до средневековья территория была хоть и слабо, но заселена. В ходе Великого переселения народов IV - V вв. н. э. с запада сюда переместились балтские племена мощинской археологической культуры и, слившись с местными финскими племенами, встретили волну переселенцев с востока – финно-угров. Этот конгломерат и образовал особую этническую группу, называемую в современной науке летописным племенем мурома.3Основанием для отнесения муромы к финно-угор- ской общности стало единственное оставшееся от языка племени слово – его название. Топо- и гидронимика региона позволяют отнести мурому кповолжско-финскому племени, по языку близкому к мордве, но отличавшемуся заметным своеобразием.4
У отечественных исследователей нет единой точки зрения по поводу этнической принадлежности муромы. В. Ф. Генинг и С. К. Кузнецов считали мурому близкородственной мери,А. А. Гераклитов отождествлял ее с мордвой,6А. Е. Алихова и А. Ф. Дубынин видели в муроме родственников мордвы,А. П. Смирнов и Е. И. Горюнова рассматривали мурому как одно из мордовских племен,В. Н. Мартьянов и Д. Т. Надькин полагали, что мурома входила в состав предков мордвы-эрзи.9
Открытые в Муромском регионе в конце XIX в. археологические памятники – могильники и селища - были отнесены к культуре этого племени, которое в IX-XI вв. по сумме археологически установленных этнографических признаков выступает как самостоятельная этническая общность.10
VII – IX вв. могут характеризоваться как время проникновения на территорию муромы славянских племен – кривичей, новгородских словен с северо-запада Руси и в небольшом количестве вятичей - с юго-запада, причем проследить территории, занимаемые ими, весьма сложно. По мнению В. В. Седова, вятичи вообще лишь слегка затронули Муромскую землю.11
Тогда же, видимо, начинается и постепенное слияние близких по типу хозяйства и языческим верованиям пришлых славянских и автохтонных финно-угорских племен. Этот процесс носил мирный характер. Во всяком случае, нет никаких свидетельств о крупных столкновениях между этими племенами, а данные археологии свидетельствуют о совместном проживании муромы и славян на одних селищах, использовании общих мест захоронения.12 К XI веку рядом с поселениями муромы появились и многочисленные славянские поселки.13 Недостаток фактического материала пока не позволяет сделать определенного вывода о причинах складывания такой ситуации. Следует, однако, отметить: в муромских могильниках количество женских погребений заметно больше, чем число мужских. Поэтому можно предположить, что племя мурома испытывало недостаток в представителях сильного пола, который покрывался за счет прибывающих. Так или иначе, характерной чертой славянской колонизации на данной территории было не вытеснение автохтонных племен, как это произошло, например, в Рязанской земле, 14 а некий синтез пришлых и местных народностей.
Традиционно Муром называют одним из пяти древнейших русских городов, поскольку он фигурирует в списке городов Начальной русской летописи под 862 годом. Однако уже в самой летописи он обозначен как город, принадлежавший племени мyрома. Собственно летописные сведения о племени этим и ограничиваются. При этом следует отметить, что ни одного муромского города, включая сам летописный Муром (IX в.), пока не обнаружено.
Ко времени первого упоминания Муром едва ли мог считаться городом в полном смысле слова, хотя, по мнению М. Н. Тихомирова, город существовал уже в IX в.15 А. Л. Монгайт к IX в. относит только поселение.16 Поскольку археологически пока не подтверждено даже существование поселения этого времени,17 наиболее правомерной представляется точка зрения Е. И. Горюновой, согласно которой на месте города был ряд деревенских поселков с центральным поселением племени мурома.18 Вслед за И. Я. Фрояновым М. В. Кривошеев считает, что это поселки родовых общин, которые в XI – начале XII вв. стали превращаться в посад Мурома.19 В это время Муром существует как город со смешанным, славяно-муромским населением, но где, по-видимому, основными жителями оставались аборигены.20 Во всяком случае, говорить о «русском» Муроме с 862 года, как это попытался сделать в полемике с Е. И. Горюновой И. П. Богатов, несколько преждевременно.21 Следует отметить, что сделанные на основе археологического материала выводы во многом носят предварительный или дискуссионный характер, поскольку раскопки в регионе проводились от случая к случаю, планомерных и долговременных работ не велось.22
Славянская диаспора вполне могла раствориться среди местного населения – предпосылки к этому были, если бы спорадическое славянское вливание не было мощно подкреплено походами Святослава 965 года на Оку и Волгу и Владимира Святославича 985 и 997 годов на Волжскую Булгарию и христианизацией края, начавшейся, вероятно, на рубеже Х и XI вв., когда Муром попал в круг политических интересов киевских князей,23 возобновившейся в княжение Игоря Ярославича в Муроме – в 40-е – начале 50-х годов XI в. и завершившейся в первой трети XII вв. при Ярославе Святославиче.24
По сути, это был второй, экспансивный этап славянизации края. С конца Х века Муром оказался вовлеченным в междоусобную борьбу южнорусских князей, когда многочисленные и разноплеменные славянские дружины появлялись у стен города, 25 иногда приводя с собой и половцев,26 которые выступали то противниками, то союзниками разных русских князей.27 Поскольку едва ли не важнейшим вопросом подчинения князьям был вопрос о дани,28 муромские жители оказывали вооруженное сопротивление пришельцам,29 т. к., по мнению историка, Муром в Х в. являл собой политическую организацию, способную самостоятельно решать экономические задачи.30Собственно, вопрос о дани для Мурома был не нов – по преданию кормления в Муроме получали уже дружинники Рюрика.31 Вторым вопросом, вызывавшим активное неприятие автохтонов-язычников, среди которых, видимо, имелись и отдельные представители ислама,32 было христианство, настолько интенсивно внедрявшееся новой властью, что это дало повод некоторым историкам считать стычки X –XI веков вокруг Мурома и восстания муромцев конфессиональными по своему характеру.33 Даже с внедрением христианства присутствие язычества весьма ощущалось в менталитете муромских жителей,34 сами жители получили прозвище «святогонов», а защитные заклинания уберегали от «ведьмы Киевской и от сестры ее Муромской».35
Внешняя угроза способствовала консолидации местного населения, и не случайно по преданию первый муромский князь Глеб из-за противодействия местных жителей даже вынужден был основать свою резиденцию в нескольких «поприщах» от города.
Так или иначе, и княжеская экспансия, и христианизация Мурома несомненно, явились факторами, способствовавшими процессу ассимиляции муромы. Из работ большинства российских ученых следует вывод, что окончательная ассимиляция муромы произошла именно в этот период. В пользу этого свидетельствует то, что Муром играет роль плацдарма славянской колонизации Нижегородского Поволжья, которая формируется по ходу развития города.36 Это подтверждается и данными исторической лингвистики.37 Однако финский историк Х. Киркинен предполагает, что процесс ассимиляции был более длительным, т. к. с точки зрения лингвистики она невозможна в столь краткое время, а потому обращает внимание еще на один фактор, по его мнению, усиливший в XIII в. слияние муромы со славянами - монголо-татарское владычество.38 Это вполне возможно, тем более, что не исключается вероятность того, что с середины XIII до середины XIV в. в Муроме находилась резиденция представителя Орды – “великого баскака владимирского”.39 И, хотя никаких очевидных влияний татаро-монгольской общины не прослеживается (следует, правда, оговориться, что этот период - самый темный в истории Мурома), археологически факт возможности существования ордынской резиденции подтверждается находкой в 1859-60 гг. печати баскака.40
По всей вероятности, именно в XIII – XIV вв. завершается формирование антропологического и этнического облика жителей Мурома; при этом они сохраняют локальное название. Во всяком случае, С. Герберштейн в своих «Записках» называет их муроманами (Muromani).41 (Этнограф XIX века описывал их так: «…Как правило, роста среднего, волосы имеют темнорусые, глаза – серые. Физически сильны, здоровы, проворны, ловки»).42Представляется, что к этому следует добавить и несомненный процесс обратного влияния – муромы на славян, до настоящего времени не только не изученный, но практически и не обозначенный в специальной литературе, за исключением, может быть, арабеска на эту тему С. К. Кузнецова.43 Во всяком случае, по мнению специалиста Центра русского фольклора В. Е. Добровольской, высказанному при обсуждении докладов на VI “Уваровских чтениях”, финно-угорская составляющая до сих пор весьма заметно проявляется в комплексе традиционных обрядов населения Муромского округа.
На правобережье Оки рядом с Муромом жили марийцы, мещера, мордва, чудь белоглазая, позднее ассимилированные русскими.44
Со времени вхождения в состав Киевской Руси и до взятия Казани Иваном Грозным Муром был пограничным городом. К этому следует прибавить его выгодное географическое положение на торговом пути,45 позволившее ему достаточно скоро (к концу XI века) стать одним из пятнадцати крупнейших городов Руси.46 И в конце XVI в. Дон Хуан Персидский, побывавший проездом в Муроме, называет его «большим и многолюдным».47
Все это в значительной мере обусловливало специфику этнических контактов жителей Мурома, которые можно разбить на ряд групп: военные, торговые, религиозные (в том случае, когда представителями иной конфессиивыступали представители иного этноса), культурные, путешествия, бытовые, брачные.
Специфика исторических источников раннего периода такова, что в них превалируют сведения о военных контактах, гораздо меньше говорится о торговых, а все остальные, как правило, остаются без внимания летописца и со значительными погрешностями могут быть реконструированы по косвенным данным или другим источникам.
С конца XI по начало XVII вв. Муром около тридцати раз подвергался осадам.48 В числе осаждавших были славянские князья,49 половцы, волжские болгары,50 мордва,51 монголо-татары,52 казанские ханы, польские интервенты. 1072 г. – кн. Константин и Давид Святославичи. 1088 г. – волжские болгары. 1096 г. – Олег «перея всю землю Муромску и Ростовску». 1103 г. – нападение мордвы. 1155 и 1183 г. – волжские болгары. 1239 г. «взяша татарове землю мордовскую и Муром пожгоша».53 1288 г. «князь Елортай ординский… воева Муром… и много зла сътвориша».54 1293 г. – «князь Андрей Александрович… приведе с собою рать татарскую Кавадаяи Алчедая и прииде с ними к Мурому… Муром пуст сотвориша… все пусто сотвориша и пограбиша, и в полон ведоша мужи, и жены и дети»;55 «царь же (ордынский хан – Ю. С.) отпусти брата своего Дедюню сомножеством рати… Они же пришедше много пакости учиниша христианам и много городов поимаша: …Муром… и всю землю пусту сотвориша».561354 г. – рязанский князь Федор Глебович. 1376 г. – ордынцы обратили в пепел «города и селения до Мурома».57 В 1385 г. великий князь Дмитрий отправляет рать на Муром; причины этого похода неясны: «А иную рать послал на Муром, на князя бесчестья».58 1408 г. – татарский хан Едигей.1445 г. (зима) – Улу Махмет нападает на Муром,59 май того же года – Мамутек и Ягуб, татарские царевичи; они же повторяют набег в июле; 1448 – татары. 1468 князь Данила Холмский побил шайку татар близ Мурома. 1520 – татары. 1536 г. – татарский набег на Нижний Новгород и Балахну ликвидирован воеводой из Мурома.60 1537 г. – набег Сафа-Гирея под Муром. «Он же злый и лукавый укоже змий вынурну из хврастиа, тако и се из леса прииде безвестно генваря 15, в понедельник, под Муром и пришед посады пожег и к городу приступати начат».61 В 1539 г. «воевали казанцы грады и пусты створили… Муром».62 В 1541 г. Сафа-Гирей опять скрытно подошел под Муром и стоял под городом два дня, а «загонщиков пораспустил сел воевать».63
После взятия Иваном Грозным Казани шесть лет продолжались набеги «незамиренных народов Поволжья» на русские пределы,64 в том числе «и на землю Муромскую и Новаграда Нижнего наезжают и пленят».65
Дворянское ополчение, созданное в Нижнем Новгороде А. С. Алябьевым в конце 1608 г., совершило несколько походов на города, поддержавшие самозванца, в том числе и на Муром.66 Останавливалось войско Алябьева в тридцати верстах от города в с. Яковцеве.67 Первый поход состоялся в феврале 1609 г., второй – 14 марта 1609 г. В результате последнего Муром перешел на сторону Василия Шуйского. Отряд литовского ротмистра А. Крупки жестоко расправился с восставшими: «В Муроме дворян и детей боярских и черных людей многих побили насмерть».68 1616 г. – разграбление города А. Лисовским, 1619 – атаманом Караулкой.
В результате этих нашествий Муром неодно-кратно был разорен, сожжен и даже приходил в запустение.
Муромцы и сами принимали участие в военных походах. Невнятные сведения об участии финно-угорских племен, среди которых могла быть и мурома, в славянском походе IX в. приведены П. Полевым.69 1103 г. – ЯрославСвятославич, князь муромо-рязан-ский, воевал с мордвою и был побежден.70 В 1131 г. муромские князья совместно с рязанскими и прон-скими «много Половец побиша».71 В 1164 г. Юрий Владимирович Муромский вместе с Андрем Боголюб-ским идут на болгар.72 В 1183 г. великий князь Всеволод с князьями рязанскими и муромским идет на волж-ских болгар.73 1196 г. Всеволод Юрьевич Суздальский двинулся в поход на Чернигов, подняв против Чернигова и Муром. Кончился этот поход походом на Рязань.74 В январе 1229 года муромский князь Юрий вторгся в Пургасову волость, повторив поход в 1232 г.75 Пожгли и потравили рожь, избили скот, а пленников отослали домой. Несколько позднее рязанский, пронский и муромский князья совершили поход против Батыя, но были разбиты на реке Воронеж.76 В 1395 г. князь Олег с зятем Юрием Святославичем(смоленским), князьями пронскими, козельским и муромским пошел на Литву, но вынужден был вернуться из-за встречного набега Витовта.77 В 1400 г. «в пределех Черленого Яру и в караулех возле Хопор до Дону князь велики Олег Иванович с пронскими князи и с муромским и козельским избиша множество татар и царевича Мамат-Салтана яша и иных князей ордин-ских поимаша».78 На Куликовом поле муромская дружина стояла в засадном полку. При взятии Казани Иваном Грозным дружина Муромской волости решила исход сражения. «Стеснивши начальников (казанских, пошедших на вылазку –Ю. С.) со всеми их силами, она заставила обратиться их в бегство, била и рубила до самых ворот, так что те в громадном количестве погибли от ударов и еще более от сильной давки у городских ворот; многие тоже живыми попали в плен», – вспоминал А. Курбский.79 При осаде Тулы, где оборонялись войска Болотникова, муромский боярин Сумин-Кровков предложил затопить Тулу, в результате чего осажденные вынуждены были сдаться.80 В 1470 году муромцыприсоединились к московскому отряду, идущему на Казань.81 В борьбе против польской интервенции принимали участие в двух ополчениях (1611 и 1612); затем участвовали в ополчениях 1812 г., 1853-56 гг. В ХХ векемуромцы принимали участие в русско-японской кампании, первой мировой и гражданской войнах, финской и Великой Отечественной войнах, в афганской эпопее и разрешении локальных конфликтов последних десятилетий.
Муром играл роль сборного пункта русских войск для походов на восток. Сюда обычно стягивалась дворянская конница Замосковья. Здесь Иван Грозный проводил смотр войскам, идущим на Казань. Летописец отмечал: «В Муроме все Московскые городы».82 А. Курбский: «И по осми днех сам (Иван Грозный – Ю. С.) поиде с воинством к Казани на место великое глаголемое Муром».83 В 1552 г. в Муроме учреждено воеводство.84
В 1505 году Сатылган с воеводой В. Д. Холмским ходил с войском к Мурому. Поход был направлен против казанского царя Мухамет-Амина. В 1506 году, после поражения войск Василия (сына Иоанна III), великий князь опять посылает войско к Мурому, чтобы наблюдать за передвижением Мухамет-Амина.85
1609 г. – «Из Нижнева боярин Феодор Иванович пойде под Муром; а в Муроме уже до ево приходу Царю Василью крест целовали; а из Мурома пойде под Касимов и Касимов осади».86 (Поход против «тушинского вора» -Ю. С.).
Для средневековья основными миграционными причинами были войны, приводившие на муром-скую территорию «полоны»,87 равно как и муром- ских жителей уводили в плен. Вокруг города росли девственные леса, такие, что в них могло даже заблудиться свое войско, как это произошло в конце XII века с Ярополком Владимирским.88 В этих лесах в разное время скрывались полукочевые «бродники» (кстати, А. Н. Насонов под «Пургасовой Русью» понимает именно бродников, появившихся в результате половецких нашествий)89 и беглецы. Например, в 1639 году племя терюхан и арзамасская эрзя, доведенные до отчаяния жестоким сбором ямских денег, отбиранием скота, хлеба и скарба воеводами, приказными людьми и сборщиками податей, побросали, несмотря на богатый несобранный урожай, свои деревни и частью переселились вниз по Волге, а частью прятались в муромских лесах.90Подобные группы, просуществовавшие здесь до конца XVIII в., нередко занимались разбоем.91 Эти группы, видимо, были особым социальным явлением, и молва о них прокатилась так широко, что на голландской географической карте 1595 года в густых лесах на правобережье Оки помещена надпись: «Mordva grassatores mahumetan” (“мордовские разбойники магометанской веры”).92
Неурожаи и голод, вызывавшие заметные по-движки во всех социальных слоях, также инициировали стихийные миграции.93
Практиковались и административные насильственные переселения, вызванные политическими или экономическими причинами. В 1019 г. великий князь Ярослав разгневался на новгородского посадника Константина, заточил его в Ростове, а «на третье лето повеле убити в Муроме на реце Оке».94 В 1457 г. великий князь Иван «поимал» нескольких новгородских бояр. Двое из них были сосланы в тюрьму Коломну, остальные – в Муром.95 В 1488-89 гг. «переведе из Великого Новгорода многих бояр и житьих людей и гостей, всех человек больше тысячи, и жаловал их – на Москве давал поместья, и в Володимире, и в Муроме».96 В 1571 г. Иван Грозный, после обострения отношений со шведами, сослал сюда шведское посольство.97 Эта ссылка не оставила никаких следов ни в муром-ских преданиях, ни в топонимике, может быть потому, что она совпала с эпидемией в городе. В XVI в. князь М. Л. Глинский переселил под Муром западноруссов из Литвы.98
Из Мурома, в свою очередь, люди отзывались для несения «государевой службы», иногда при этом связь их с уездом не прекращалась.99 В 1597 г. в Муромской десятне было около 200 человек.100 1605 г. – часть муромскихдворян назначена на службу в Астрахань.101 В 1614 г. по решению земского собора боярин кн. Б. М. Лыков должен был собрать на службу дворян и детей боярских из ряда городов, в т. ч. и из Мурома. Муромцам была назначена дальняя служба под Псков.102 Осенью 1615 г. для отражения отряда А. Лисовского муромцы должны были собраться в Волоке и Муроме.103 В 1630 году в Москве служило 116 жителей Мурома.104 Для обучениябелозерцев жарению рыбы по специальному рецепту правительственным указом двое муромцев – Иван Тагунов и Данил Полуектов – были отправлены в Белоозеро.105 По указу царя Михаила Федоровича лучшие зажиточные люди – Богдан Цветной, Семен Черкасов с братьями, Федор Веневитинов, Савва Болховитин и др. должны были переселиться в Москву и быть в московской сотне.106 В Оружейный приказ в Москву забрали знаменитого мастера-муромца Никиту Давыдова.
Большинство исследователей, упоминая дореволюционный Муром в своих работах, характеризуют его как город торговый, купеческий, связывая само его возникновение с расположением на торговом водном пути.107 Основными товарами, поставляемыми из Мурома в другие регионы, были мед, меха, кожи, рыба. Остальная торговля была ориентирована на местный рынок или была транзитной. Через Муром проходили водные караваны купцов. Через посредство волжских болгар муромцы торговали с востоком и севером, через Новгород – с норман-нским западом.108
Могли быть и прямые контакты. О механизме их судить пока довольно сложно – возможно, это были не только торговцы, но и паломники, пристраивавшиеся к караванам. Во всяком случае, в кафедральном соборе св. Мартина в Лукке (Италия) имеется надпись «ДЬАКОН МОУРОМСКЪИ ПИСАЛ», которую опубликовавший ее Джузеппе дель’ Агата датирует XII-XIII веками.109
Местный рынок, конечно, был недостаточно обширным. Поэтому наиболее предприимчивые торговцы территориально расширяли свою деятельность. Одними из самых богатых торговых людей России первой половины XVII в. были Наум и Демид Пахомовы Глотовы и их племянники Богдан и Иван Никифоровы Глотовы, «Муромского сельца Карачарова крестьяне», из вотчины боярина князя Ю. Я. Сулешова, крещенного татарина. Они ходили до Мангазеи, имели в Сибири приказчиков, которые скупали для них пушнину.110 Знаменитую Макарьевскую ярмарку основал муромский купец. В 1769 г. 40,7 % от общего числа горожан Мурома были купцами, в сороковых годах XIX в. купцом числился каждый девятый из 9,5 тысяч жителей.111
В Муроме торговали и купцы из других городов – ближних и дальних. По «Жалованной грамоте» Ивана Грозного, данной в 1567 г. жителям Ямской слободы Касимова, где сказано: «А которые… пойдут.. к Мурому… а поедут те охотники торговать»,112 – можно судить, что это было обычным делом. В Муроме же стояли соляные склады крупнейших торговцев и промышленников Строгановых.
Бытовые этно-демографические контакты осуществлялись и во время отхожих промыслов, которые в Муроме были очень развиты. Например, в восьмидесятые годы XVIII в. преобладающее число работных людей, подрядившихся на перевозку казенной соли на Волге, было выходцами из Муромского уезда.113 В 1928 г. на отхожих промыслах было занято 2,38 % населения округа – самая высокая цифра в Нижегородском крае), в 1929 – 1,4 %.114 В середине 90-х годов ХХ века в связи с плачевным состоянием городской экономики, а Муром в это время уже был городом с развитой оборонной промышленностью, возрождается отходничество, и бригадымуромских умельцев едут в крупные города, преимущественно в Москву, на заработки.
Сведения о межэтнических браках в известных исторических источниках и литературе о Муроме практически отсутствуют. Известно, что в 1124 г. муром-ский князь Всеволод Давыдович женился на «ляховице», видимо, дочери Болеслава III.115 Сохранилась одна легенда времен ордынского ига, в начале ХХ века опубликованная в местной газете. Муромская девушка обнаружила раненого ордынца, скрывавшегося в потаенном месте. Она стала его выхаживать, между ними возникла любовь, и все, как это следует из закона жанра, закончилось трагически. При всем сочувствии легенды к судьбе влюбленных, она объективно фиксирует отрицательное отношение к бракам с чужаками.
О культурных контактах можно говорить только предположительно. Например, широко известно, что в каролингское время муромские кузнецы ковали мечи по франкскому образцу и не худшего качества. В архитектуреКозьмодемьянского храма, построенного, вероятно, той же бригадой, которая возвела храм Покрова что на рву (Василия Блаженного) в Москве, усматриваются, как сообщил мне в частной беседе крупнейший знаток мусульманского зодчества С. Г. Хмельницкий, среднеазиатские строительные приемы. И, наконец, некоторому влиянию католической культуры подвержено творчество муромского иконописца А. Казанцева (XVIII в.),116 чьи иконы, кроме Мурома, находятся в храмах Москвы и Эстонии.
Исторические источники скупы на характеристики, однако некоторое представление о нраве муромцев составить все-таки можно. С. Кузнецов, изучая топонимику муромской округи, пришел к выводу, что мурома была племенем, склонным к веселью.117 У суздальских летописцев они вкупе с рязанцами назывались не иначе, как людьми гордыми, буими, непокоривыми и своеобычными.118 Когда Батый послал к рязанским князьям требовать десятины во всем, рязанские, муромский и пронский князья ответили: «Когда нас не будет, то все ваше будет».119 А. Курбский отмечает, что муромская дружина «была старинного рода и среди русских считалась храброй и мужественной».120Легенда на карте Каспара Вопелиуса 1566 г. характеризует муромских жителей как хитрецов, смекалистых, оборотистых людей или людей, связанных с хлебным промыслом.121 «Своеобычность» и «непокоривость» муромцев подтверждается и тем, что именно в Муроме протопопом Логгином были предприняты первые попытки ведения проповедей, тут же запрещенные патриархом.122 Муромский крестьянин Иван Суслов был первым последователем секты хлыстов, возникшей в последней трети XVII в.123 На земском соборе 1642 г. муромские дворяне А. Г. Монастырев, С. И. Мертвый, И. П. Власьев вместе с нижегородскими выступили с обличительной речью: «А ныне при тебе государе твои государевы бояре и ближние люди пожалованы твоим государским жалованьем… многими поместьи и вотчинами, а твои государевы диаки и подьячие… будучи беспрестанно у твоих государевых дел и обогатев многим богатеством неправедным своим мздоимством, и покупили многия вотчины и домы свои строили многие, палатыкаменныя такие, что неудобь-сказываемыя, блаженнныя памяти при прежних государех и у великородных людей таких домов не бывало, кому было до-стойно в таких домах жити».124
За пределами своего города жителей Мурома обычно называли по имени города: в Касимове «на площади изба муромца посадского человека (1627)»,124 «в Яранске… голова В. Глебов Муромец»,126 в Новгороде (1593-1596) «холопка Пелагеица Григорьева дочь, прозвище Маня Муромка».127
К этому следует добавить, что муромцы имели прозвища: их дразнили «калашниками» - по особым калачам, выпечкой которых славился город, - и «вертячими бабами»128 (у А. А. Епанчина – «вертячие бобы»; кроме того, он приводит еще три других прозвища: козозвоны, водохлебы, рогатые орехи.129 Этимология первых двух неясна. Третье – рогатые орехи – опять же может указывать на особенность муромцев и связана, скорее всего, с тем, что на одном из озер неподалеку от Мурома произрастала довольно редкая в этих местах культура – съедобный водяной орех чилим, который собирали и использовали в пищу. На скорлупе ореха имелись напоминающие рога выросты).
Своенравный менталитет иногда приводил к восстаниям муромцев.130 Такие восстания происходили и в новейшее время, как, например, белогвардейский мятеж 1918 года, одним из руководителей которого был подполковник Н. П. Сахаров из Мурома.131 Последнее восстание произошло в 1961 году. Кроме ряда причин исследователь связывает его с проживанием в городе заметного контингента ссыльнопоселенцев.132
Несомненно, что за тысячу с лишним лет менталитет муромских жителей претерпевал изменения. Однако проследить эти изменения чрезвычайно сложно. Были здесь и общие для всех русских черты, как, например, в изменениях употребления некоторых видов мяса явно сказываются требования православия. С. К. Кузнецов, например, пишет: «Не только вятичи, но и все славяне любили конину, которая продавалась на рынке рядом сзайчиной еще в XIV в.; недаром в XIV в. на исповеди полагалось спрашивать: ”ци не ядал ли векшину или бобровину или конину в погани?”».133 В начале XII в. киевский митрополит Никифор пишет муромскому князю Ярославу: «Давленину едят, и звероядину, и мртьвечину, и кровь, медведину, и веверечину, бобровину, и вся гнуснеиша сего».134 А вот в голодном 1921 году конина отсутствует в списке продуктов, продававшихся намуромском рынке.135
Но вот «непокоривость» и желание самостоятельности Муром никогда не покидали. Выйдя из-под власти владимиро-суздальских князей, в 1392 г. Муромское княжество было присоединено к Москве великим князем Василием I. В последующие столетия административное подчинение Мурома неоднократно менялось. Он входил в состав Московской, Казан-ской губерний, а с образованием Владимирской – во Владимирскую.136 Состав Муромского уезда менялся, то включая, то исключая пограничные районы современной Рязанской области и примыкающее к Мурому правобережье Оки, ныне входящее в Нижегородскую область. После нескольких сот лет административного подчинения, местными органами управления в 1919 году была предпринята робкая попытка объединения «однородных, дополняющих друг друга районов в Муромском округе». К этому вопросу – но уже более активно и на более высоком уровне – уисполкомы Муромского и окружающих уездов вернулись в 1921-22 годах, когда инициировалось предложение о создании Муромской губернии.137 Однако в результате муромские земли опять были разобщены. 1929 год был ознаменован отменой губерний, вместо которых образованы области, а вместо уездов - районы. Часть земель Муромского уезда отошла к Нижегородской области, остальные вошли в состав Ивановской и Московской.138 И только 14 августа 1944 года указом Президиума Верховного Совета СССР образована Владимирская область, в составе которой Муром обрел исторически привычное подчинение Владимиру, сохранив при этом, однако, локальное самосознание. На вопрос: «Откуда ты?», – муромский житель никогда не скажет, что он «владимирский»; тогда как от жителей соседних Нижегородской и Рязанской областей, да и от обитателей других районов Владимирщины часто можно услышать: «Нижегородский (Горьковский); Рязанский; Владимирский». (О жителях Московской области умолчу. Там все москвичи). Если требуется уточнение, добавит: «Оттуда же Илья Муромец». И только после этого, если есть необходимость, дает привязку к областному центру.
Связи с Владимиром ощущаются, прежде всего, в административной сфере. В деловых, торговых, образовательных контактах Муром более ориентирован на Москву и Нижний Новгород. Представляется, что они были бы еще шире и глубже, если бы и административное подчинение было иным.
Локальный менталитет проявлялся порой весьма своеобразно. Например, из 1189 человек, в годы репрессий осужденных в Муроме и Муромском районе, уроженцев Мурома, там же и проживавших, всего 94; уроженцев района, проживавших там же, где родились, а, следовательно, там же и арестованных, 346 человек (причем, в это число я включил и военно-служащих, место ареста которых неизвестно – в справочнике «Боль и память:Книга Памяти жертв политических репрессий Владимирской области» указано только их место рождения).139 Родившихся в каком-либо другом месте и проживавших в районе – 98, родившихся в Муроме и живших в районе – 3. Наибольшее число арестованных составляют «чужаки» – 128 человек родились в Муромском районе и проживали в Муроме, 518 – приехали в Муром из других мест, всего 646, т. е. более половины всех репрессированных. С учетом 101 «чужака», репрессированного в районе, число вырастает до 747. Таким образом, это число становится не только значительным, но и весьма показательным. Даже без детального подсчета обращает на себя внимание тот факт, что среди «иногородних» в Муроме присутствуют две большие группы – уроженцы западных областей Российской империи (Польши, Белоруссии, Украины, Прибалтики) и восточных – (Харбина, Приморья, Восточной Сибири). Первая волна мигрантов осела в Муроме в 1915 году, когда жители западных областей России были сорваны с насиженных мест первой мировой войной.
«Московско-Казанская железная дорога (к которой тогда принадлежала станция Муром – Ю. С.) была далеко от районов эвакуации, но эвакуационная волна докатилась и до нее. С 1 августа по 26 сентября дорога приняла 7882 вагона с беженцами и грузами. Около половины их было разгружено на станциях дороги, а остальные проследовали далее».140
Вторая волна, среди которых было много железнодорожников, – пришла в Муром с КВЖД. Третью группу составляли мигранты, занесенные в Муром революций, гражданской войной. Четвертую – жители окружающих деревень и городов, которые вписывались в обычные миграционные процессы, связанные с развитием промышленности, оттоком сельского населения в города и т. п.
Давно уже не секрет, что, кроме дел, инспирированных разнарядкой свыше, основным поводом для репрессий были доносы, которыми нередко сводились личные счеты, как, например, в случае с В. И. Люби, описанным жительницей Мурома И. Л. Кротовой в своих воспоминаниях.141 За некоторыми, убегавшими от революции и гражданской войны, тянулся «старый след», который, вне зависимости от степени реальной вины человека, также мог стать серьезным поводом для ареста.
Миграции относительно крупных групп населения продолжались и двадцатом веке, и причины их, в основном, оставались теми же. Когда во время первой мировой войны в Муроме появилось довольно много эвакуированных из западных областей России, зедсь, пожалуй в первый раз за всю историю Мурома, образовалось даже нечто вроде еврейской национальной общины, расселившейся компактно – на улицах Овражной, Фабричной и Никольской. Община пыталась добиться разрешения на открытие синагоги. Синагогу открыть так и не разрешили. 141 Во время белогвардейского мятежа 1918 г. члены общины, напуганные угрозами черносотенцев, организовали отряды самообороны.142 Таким образом, если не считать старообрядчества, с XIV в. это был первый массовый бытовой контакт муромского православия с иной конфессией. В этой связи следует отметить, что по данным на 1 января 1896 г. на 15 679 жителей в Муроме было тридцать пять старообрядцев, тридцать восемь католиков, девять протестантов и двадцать пять представителей других вероисповеданий.143
Конец XIX – начало XX вв. характеризуются заметным притоком в Муром населения из окрестных деревень, что было связано с развитием промышленности в городе. В годы гражданской войны он прекратился, и, более того, «существовавшая раньше тяга в города совершенно прекратилась и заменилась возвратом в деревню».144 Волна беженцев в этот период также была не очень значительной. По всей губернии в октябре-декабре 1921 года «числилось беженцев 1251 человек, русских военнопленных 2532 человека и вражеских военнопленных 36 человек… Скопления людских масс, подлежащих перевозке, на территории губернии не наблюдалось».145 (Следует отметить, что приток населения в город возобновился в годы первых пятилеток и продолжался до девяностых годов ХХ в., однако при этом многие рабочие, занятые на производстве в городе, жили в близлежащих деревнях).
После гражданской войны население района практически мононационально. По переписи 1926 года в Муроме – городе – проживала 21 449 человек, при этом на все города и поселки городского типа Муромского округа приходилось 620 представителей других национальностей, среди которых было 48 человек татар и 24 – мордвы, прочих – 548.144 В сельском секторе округа проживало: татар – 431 чел., мордвы – 258, прочих – 234. В общемна территории округа основной состав населения был русским – 99,71 %. Удельный вес татар – 0,09 %, мордвы – 0,05 %, прочих – 0,15 %. При этом не следует забывать, что «прочие» - это, в основном, беженцы, эвакуированные с запада. Татары и мордва проживали локально, преимущественно в одном (Вознесенском) районе, но в разных населенных пунктах (татары – в трех, мордва – в двух).146
В двадцатые годы прошлого столетия в Муроме была поселена значительная по численности группа, привезенная из голодающего Поволжья,147 в тридцатые – переселенные работники КВЖД;148 среди последних были этнические китайцы и корейцы, за-ключавшие потом браки с русскими. Перед Великой Отечественной войной в д. Подболотне под Муромом осела «колония» лениградских специалистов, отправленная для строительства оборонного завода, а во время войны в городе обосновались эвакуированные. Последняя волна переселенцев достигла Мурома после распада СССР.
В период Великой Отечественной войны Муром является транзитным пунктом, через который на восток идут (иногда в самом прямом смысле) людские потоки для формирования войсковых соединений, проезжают эвакуированные, приходят санитарные поезда для сортировки раненых в эвакогоспиталях и дальнейшей их транспортации. Стремительное продвижение немецких войск в начальном этапе войны делало рискованным долгосрочное размещение в городе перемещенных людских масс. Тогда же Муром попадает в поле зрения немецкой разведки. Абвер рассчитывает открыть здесь свою резидентуру, но в результате радиоигры советской разведки резидентуру открывают в Нижнем Новгороде, где ее легче контролировать советским разведорганам.
К середине ХХ века Муром становится городом с развитой оборонной промышленностью, поэтому въезд иностранцам в него закрыт, в туристическое «Золотое кольцо» он не попадает. Его посещают только туристы из союзных республик. Из зарубежных гостей время от времени появлялись официальные делегации из г. Мост (Чехословакия), с которым Муром завел осторожное побратимство. Соответственно, и муромцы ездили с ответными визитами.
С шестидесятых годов начинается постепенное проникновение на муромский рынок «лиц кавказской национальности». Как правило, это недолгие наезды для продажи цветов или фруктов. Каждое лето в городе на две-три недели появляются цыгане, которые стоят табором под городом. В начале семидесятых началась реконструкция железной дороги, и в городе был размещен строительный батальон, основной контингент которого составляли солдаты, призванные из республик Средней Азии и Закавказья. Контакты с ними, как правило, ограничивались молодежными драками на танцплощадках. При этом в обыденном сознании совершенно не выделялись отдельные национальности – в отсутствии постоянных этнических контактов для жителей Мурома это не играло никакой роли. Студентов из Душанбе, приезжавших на фольклорную практику, местные жители, например, принимали за цыган.
После падения железного занавеса Муром попал в сферу общения с иностранцами. Образовался поток иностранных туристов, как одиночных, так и групповых. В город стали приезжать иностранные ученые, спортсмены, журналисты. В первой половине девяностых годов десантировались различные консультационные группы, истинной целью которых – они в большинстве своем даже не очень это скрывали – была промышленная разведка. В городе в течение нескольких лет проводились международные соревнования по велоспорту «Пелетон», главным итогом которых можно считать заключение нескольких браков иноземных спортсменов с местными девушками. В городе было создано восемь совместных предприятий с предпринимателями Испании, Канады, Ливана, Турции и др. стран, которые, однако, не оставили заметного следа ни в экономике, ни в культурной жизни города.
В постперестроечный период гораздо заметнее оказались стихийные торговые потоки. В течение нескольких лет, например, каждую субботу в Муром приезжали автобусы с торговцами из Белоруссии. Место импровизированного вещевого рынка в конце концов было оборудовано и получило неофициальное название Белорусского, хотя белорусы уже не приезжают торговать в Муром. След этих отношений остался и в попытке открыть специальный магазин «Белорусский трикотаж». В небольшом количестве на рынке присутствуют вьетнамские челночники.
На продуктовом рынке свою нишу заняли азербайджанцы. Нельзя сказать, что их много и что они заправляют рынком.
Выходцы из Армении, Грузии и других республик в основном создают частные предприятия. Национальный колорит проявляется (и то незначительно) только в названиях: кафе «Арарат», «Арагви» (примеров, пожалуй, больше нет).
Кроме перечисленных этнических меньшинств, в Муроме сегодня проживают выходцы из Бангладеш, Болгарии, Индии, Казахстана, Кыргызстана, Молдовы, Непала, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Украины.148 Число их незначительно, и, может быть поэтому отсутствуют какие-либо оформленные землячества или иные этнические объединения. При этом в большинстве своем создавшимися условиями постсоветского пространства они поставлены в режим выживания, и поэтому вынуждены проявлять деловую активность несколько более высокого уровня, чем это делают муромцы. В условиях традиционного оттока наиболее перспективной и способной молодежи в Москву и другие города, это достаточно заметно.
У коренных муромцев напрочь отсутствуют навыки межэтнического общения, отсутствие знаний о различных этнических культурах граничит с невежеством. (О некотором их развитии можно говорить только применительно к самому последнему времени, когда стало возможным выезжать за рубеж). Соответственно, отсутствуют и какие-либо комплексы, зачастую возникающие в подобном общении. Представители иных этносов воспринимаются по местным правилам, хотя некоторая скидка на то, что это «чужак», делается. В свою очередь, отсутствие землячеств или каких-либо иных этнических сообществ, волей-неволей вынуждаетиноэтничный контингент усваивать эти правила и подчиняться им, принимать локальные стереотипы поведения, а привычные элементы этнической культуры демонстрировать очень осторожно.
По сравнению с началом ХХ века население Мурома выросло в десять раз. Однако пополнение произошло, в основном, за счет жителей окружающих деревень. До второй четверти ХХ века здесь практически не было проявлений даже бытового национализма в каких-либо формах. Позже появились слабые тенденции к этому, причем, создается впечатление, что они не выросли на местной почве, а являются внешним идеологическим воздействием. Показательно, что предпринятые несколько лет назад попытки РНЕ создать здесь свои активные структуры к успеху не привели.
Таким образом, подводя итог, следует отметить, что население Мурома сложилось в VII –XIV веках в этническом котле славянских и финно-угорских племен, породив своеобразную местную культуру. Находясь на границах русского государства, муромцы вступали в контакты с окружающими его народами и бывавшими в нем иностранцами. Эти контакты, как правило, носили единичный и кратковременный характер, были позитивными и негативными, и, как правило, неглубокими. Долговременных бытовых контактов не отмечается. До первой четверти ХХ в. город был, по сути, моноэтничным. Постепенный приток иноэтничных элементов в течение ХХ века не привел к какому-либо заметному влиянию на этническое самосознание муромцев.

Ссылки:
1 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. Ученые записки МГУ. Вып. 99. – М., 1946. – С. 9-10, 12.
2 Уваров А. С. Археология России. Каменный период. – М., 1881. – Ч. 1. – С. 112; История Мурома и Муромского края с древнейших времен до конца двадцатого века. Учебное пособие. / Отв. ред. Ю. М. Смирнов. – Муром, 2001. – С. 13.
3 История Мурома и Муромского края… - С. 29; Дубы- нин А. Ф. О племенной принадлежности населения северной окраины Муромской земли // СА. - 1966. - № 3. – С. 67-79.
4 Попов А. И. Названия народов СССР. Введение в этнонимику. – Л., 1973. – С. 101, 102.
5 Генинг В. Ф. Этногенез Удмуртов по данным археологии // Вопросы финно-угорского языкознания. – Ижевск, 1976. – Вып. IV; Кузнецов С. К. Русская историческая география (меря, мещера, мурома, весь). Курс лекций, читанных в Московском Археологическом институте в 1907-1908 г. – М., 1910. – Вып. 1. – С. 108-127.
6 Гераклитов А. А. К вопросу о национальности летописной «муромы» // Изв. Нижневолжского института краеведения им. М. Горького. – Саратов, 1931. – Т. IV.
7 Алихова А. Е. Мордва и мурома // КСИИМК. – М., 1949. – Вып. ХХХ. – С. 26-30; Дубынин А. Ф. Малышевский могильник (К истории нижней Оки I тысячелетия н. э.) // КСИИМК. – М., 1949. – Вып. XXV. – С. 134-136.
8 Смирнов А. П. Очерк древней истории мордвы // Тр. ГИМ. – М., 1940. – Вып. XI. – С. 159; Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья. Материалы и исследования по археологии СССР. – М., 1961. – Вып. 94. – С. 143.
9 Мартьянов В. Н., Надькин Д. Т. Об этнической принадлежности населения рязанского и муромского Поочья I тысячелетия н. э. // Археологические памятники мордвы I тысячелетия н. э. – Саранск, 1979. – С. 103-133.
10 Голубева Л. А. Мурома // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. – М., 1987. – С. 82.
11 Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв. – М., 1982. – С. 143-145.
12 Голубева Л. А. Указ. соч. – С. 81, 83, 84-85; Спицын А. А. Древности бассейнов рек Оки и Камы // МАР. – 1901. - № 25. – С. 44-50, 105, 113.
13 Горюнова Е. И. К истории городов Северо-Восточной Руси // КСИИМК. – М., 1955. – Вып. 59. – С. 14, 171; она же. Муромская экспедиция // КСИИМК. – М., 1949. – Вып. 27. – С. 101; она же. Итоги работ муромской экспедиции // КСИИМК. – М., 1950. – Вып. 33.
14 Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв.- С. 143-145.
15 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. – М., 1956. – С. 431.
16 Монгайт А. Л. Рязанская земля. – М., 1961. – С. 247-248.
17 См.: Бейлекчи В. В. Исследования на Кремлевской горе Мурома // Археологические открытия 1998 года. – М., 2000. – С. 76-77; Бейлекчи В. В., Родин В. В. Новые археологические исследования в муромском кремле // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 9-17; Воро- нин Н. Н. Муромская экспедиция // КСИИМК. – М., 1947. – Вып. XXI; Воронин Н. Н., Горюнова Е. И. Отчет муромской археологической экспедиции АН СССР в 1946 г. // НА МИХМ. - № 343. – 1947; Чалых Н. Е. Археологические исследования в кремле г. Мурома // Задачи советской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС. Тез. докл. – М., 1987; История Мурома и Муромского края. – С. 41.
18 Горюнова Е. И. К истории городов Северо-Восточной Руси. – С. 14, 171; она же. Муромская экспедиция. – С. 101. – С. 101; она же. Итоги работ муромской экспедиции.
19 Фроянов И. Я. Спорные вопросы образования городов на Руси // Историческая этнография. – Л., 1985. – Вып. 3. – С. 114-115; Кривошеев М. В. Муромо-Рязанская земля. Очерки социально-политической истории XI – начала XII вв. по материалам повестей. – Гатчина, 2003. – С. 30.
20 Кривошеев М. В. Указ. соч. – С. 34-35.
21 Богатов И. П. О времени возникновения Мурома // СА. – № 3. – С. 223-226.
22 См.: Лодыгина Е. В. Обзор археологических исследований Мурома и Муромского района // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 78-82.
23 См.: Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. – М., 1951. – С. 197-200, 217.
24 Рапов О. М. Русская церковь в IX – первой трети XII в. Принятие христианства. – М., 1998. – С. 399-400; Тихомиров М. Н. Начало христианства на Руси // Тихомиров М. Н. Древняя Русь. – М., 1975. – С. 261; Чернышев В. Я. Исторические предпосылки крещения Муромской земли // Рождественские чтения – VII. – Ковров, 2000. – С. 46-48.
25 См., например: Кривошеев М. В. Указ. соч. – С. 36-39; Кузнецов С. К. Указ. соч. – С. 110; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. – М., 1984. – С. 60; Насонов А. Н. Указ. соч. – С. 197-200; Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. – СПб., 1909. – С. 103-104; Пресняков А. Княжое право в Древней Руси. Очерки по истории X-XII столетий. – СПб., 1909. – С. 39-40, 41, 75-76, 120.
26 Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. Очерки по истории XIII-XV столетий. – Петроград, 1918. – С. 224-225, прим.
27 Родина М. Е. Международные связи Северо-Восточной Руси в X-XIX вв. (по материалам Ростова, Суздаля, Владимира и их округи). Историко-археологические очерки. – Владимир, 2004. – С. 62.
28 Кривошеев М. В. Указ. соч. – С. 36-39.
29 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. – М., 1946. – С. 75.
30 Новиков М. П. Христианизация Киевской Руси: методологический аспект. – М., 1991. – С. 74-75.
31 Насонов А. Н. Указ. соч. – С. 10. Прим. 3; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. – М., 1968. – С. 22.
32 См., например: Кузнецов С. К. Указ. соч. – С. 113.
33 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. – М., 1946. – С. 75-77; он же. Древняя Русь. – С. 94-95, 270.
34 См.: Кривошеев М. В. Указ. соч.; Алексеева Л. М. Характер менталитета создателей муромской повести о Петре и Февронии // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 103-106; она же. Легенда о Петре и Февронии как возможный ключ к расшифровке древнейшей мифологии Европы // Уваровские чтения - V. – Муром, 2003. – С. 116-120; Смирнов Ю. М. Христианство и язычество в «Повести о Петре и Февронии муромских»» // Рождественские чтения – VII. – Ковров, 200. – С. 42-45; он же. Повесть о благоверной деве Февронии, христианском и языческом менталитете и о реабилитации муромских святогонов» // Уваровские чтения – IV. – Муром, 2003. – С. 75-81.
35 Забылин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. – М., 1880. – С. 241.
36 См.: Каптерев Л. М. Нижегородское Поволжье 10-16 веков. – Горький, 1939; Грибов Н. Н. Сельская округа средневекового Мурома на правобережье р. Оки // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 18-22; Монгайт А. Л. Указ. соч. – С. 247-248.
37 Русинов Н. Д. Этническое прошлое Нижегородского Поволжья в свете лингвистики. – Н. Новгород, 1994. – С. 123, 143.
38 Цит. по: Альквист А. От Мурома до Муураме: происхождение этнонима мурома // Уваровские чтения – III. – Муром, 2001. – С. 234.
39 Аверьянов К. А. К вопросу о «белых пятнах» в средневековой истории Мурома // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 70.
40 Добрынкин Н. Н. Следы пребывания доисторического человека в пределах Муромского уезда Владимирской губернии. Доисторическая эпоха древнейшего каменного века и бронзового периода. – Владимир, 1896. – С. 27.
41 Герберштейн С. Записки о Московии. – М., 1988. – С. 134.
42 Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии). – СПб., 1993. – С. 34.
43 Кузнецов С. К. Указ соч. – С. 10.
44 Епанчин А. А. Краеведческий сборник. – Муром, 2005. – С. 19.
45 См.: Никольская Т. Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна верхней и средней Оки в IX-XIII вв. – М., 1981. – С. 281; Кузнецов С. К. Указ. соч. – С. 110.
46 Куза А. В. Малые города Древней Руси. – М., 1989. Всего автор приводит сведения о 1395 населенных пунктах.
47 Из рассказов Дон Хуана Персидского. Путешествие персидского посольства через Россию от Астрахани до Архангельска в 1599-1600 гг. // Проезжая по Московии (Россия XVI-XVII веков глазами дипломатов). – М., 1991. – С. 176.
48 См.: Епанчин А. А. Указ. соч. – С. 36.
49 Галкин В. А. Суздальская Русь. – Иваново, 1939. – С. 71.
50 ПСРЛ. – Т. 1. – СТб. 237.
51 Пашуто В. Т. Указ. соч. – С. 98.
52 Тумасов Н. Историко-юридический быт русского крестьянства. Крестьянство до конца XVI столетия. – Киев, 1872. – С. 71-72, прим.; ПСРЛ. – Т. VII. – С. 175.
53 Кузнецов С. К. Мордва. – М., 1912. – С. 33.
54 Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. – С. 231, прим. 1; ПСРЛ. – Т. Ч. – С. 167.
55 ПСРЛ. – Т. VII. – С. 175.
56 ПСРЛ. – Т. VII. – С. 180.
57 История города Касимова с древнейших времен. – Рязань, 1999. – С. 165.
58 Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. – С. 245. Прим. 3; ПСРЛ. – Т. IV. – С. 86.
59 Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. – С. 398; ПСРЛ. – Т. VIII. – С. 107, 111.
60 Полосин И. И. Монастырские «объезды» Ивана IV (из истории военной политики России) // Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI – начала XVII в. – М., 1963. – С. 75; ПСРЛ. – Т. XIII. – Вторая половина. – С. 427.
61 ПСРЛ. – Т. ХХ. – Вторая половина. – С. 442.
62 ПСРЛ. – Т. XIII. – Первая половина. – С. 129.
63 ПСРЛ. – Т. XIII. – Первая половина. – С. 135.
64 Полосин И. И. Указ. соч. – С. 74.
65 Курбский А. М. История о великом князе Московском. – СПб., 1913. – С. 17. – Стб. 58.
66 Козляков В. Н. Провинциальное дворянство в Смутное время // Россия IX-XX веков. Проблемы истории, историографии и источниковедения. – М., 1999. – С. 202;
67 Козляков В. Н. Служилый город Московского государства XVII века (От Смуты до Соборного уложения). – Ярославль, 2000. – С. 44-46.
68 Там же.
69 Полевой П. Очерки русской истории в памятниках быта. – СПб., 1880. – С. 139.
70 Шишкин Н. Указ. соч. – С. 207.
71 Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. – С. 131; ПСРЛ. – Т. IX. – С. 157.
72 Там же; ПСРЛ. – Т. VII. – С. 77.
73 Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. – С. 38-39.
74 Беляев И. Рассказы из русской истории. – М., 1865. – Кн. 1. – С. 289.
75 Кузнецов С. К. Мордва. – С. 32-33; Шишкин Н. Указ. соч. – С. 207-208; Насонов А. Н. Указ. соч. – С. 207-208.
76 Беляев И. Указ. соч. – С. 321-322.
77 ПСРЛ. – Т. I. – Стб. 237; Т. II. – Стб. 227; Кучкин В. А. Указ. соч. – С. 70.
78 Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. – С. 245, прим. 2; ПСРЛ. – Т. XI. – С. 156.
79 Покорение Казани (Из «Сказаний князя Курбского») // Историческая хрестоматия по русской истории. – СПб., 1881. – Ч. 2. – С. 49.
80 Волнения в Северной Украйне и бунт Шаховского (Из истории государства Российского Карамзина) // Историческая хрестоматия по русской истории. – С. 221.
81 Тихомиров М. Н. Древняя Москва. XII-XV вв. – М., 1992. – С. 83; Средневековая Россия на международных путях. XIV-XV вв. – М., 1992. – С. 83.
82 ПСРЛ. – Т. XIII. – Первая половина. – С. 189.
83 Курбский А. М. Указ. соч. – С. 17.
84 Полосин И. И. Указ. соч. – С. 75.
85 Шишкин Н. Указ. соч. – С. 20.
86 Там же. – С. 46.
87 Например, в январе 1229 года муромский князь Юрий Владимирович, участвуя в походе великого князя Юрия на мордву, вторгся в Пургасову волость, забрал большой полон. (См.: Кузнецов С. К. Мордва. – С. 32-33).
88 Полевой П. Указ. соч. – С. 138.
89 На появление «бродников» в муромской земле и участие их в Липицкой битве рядом с муромцами указывает А. Н. Насонов. См.: Насонов А. Н. Указ. соч. – С. 204, 214-215.
90 Кузнецов С. К. Мордва. – С. 44.
91 Полевой П. Указ. соч. – С. 138; Епанчин А. А. Указ. соч. – С. 51-56; Турусов И. В. Окский разбойник Рощин в нижегородских и владимирских преданиях // Уваровские чтения – VII. – Муром, 2006.
92 Фоменко И. К. Руссия, Московия и Владимирщина на средневековых европейских картах // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 63.
93 См.: Волостнов С. А. История голода и продо-вольственного обеспечения до середины XIX в. (Муромский край и сопредельные территории) // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 233-239.
94 Травчетов Н. П. Город Муром и его достопримечательности. – Владимир, 1903. – С. 2; Тихоми-ров М. Н. Древняя Русь. – С. 89; ПСРЛ. – Т. V. – С. 134.
95 Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. – М.-Л., 1947. – Т. 1. – С. 284.
96 Там же; Гневушев А. М. Очерки экономической и социальной жизни сельского населения Новгородской области после присоединения Новгорода к Москве. – Киев, 1915. З-приложение.
97 История Мурома и Муромского края. – С. 91.
98 Епанчин А. А. Указ. соч. – С. 20.
99 Веселовский С. Б. Указ. соч. – С. 318. По данным С. Б. Веселовского, в 1597 году в Москве служило 200 человек из Мурома; Козляков В. Н. Указ. соч.
100 Веселовский С. Б. Указ. соч. – С. 318.
101 Козляков В. Н. Указ. соч. – С. 80.
102 Там же. – С. 69-71.
103 Там же. – С. 71.
104 Там же. – С. 99-100.
105 История Мурома и Муромского края. – С. 101.
106 Травчетов Н. П. Указ. соч. – С. 41.
107 См., например: Тихомиров М. Н. Древняя Москва. – С. 201; Кузнецов С. К. Русская историческая география. – С. 110; Бахрушин С. В. Пути в Сибирь в XVI-XVII вв. // Бахрушин С. В. Научные труды. – М., 1955. – Т. III. – С. 106; Полевой П. Указ. соч. – С. 140.
108 Полевой П. Указ соч. – С. 136.
109 Dell’Agata Giuseppe. Antiche Iscrizioni Cirilliche nel Duomo di Lucca // Ricerche Slavistiche. – 1973-74. - XX-XXI. - Pp. 5-14. Благодарю Ю. Клиценко, указавшего мне на этот факт.
110 Бахрушин С. В. Торговые крестьяне в XVII в. // Бахру-шин С. В. Научные труды. – Т. II. – С. 124.
111 Чернышев В. Я. Муром. Краткий путеводитель. – Муром, 2004. – Кн. 2. – С. 46.
112 Шишкин Н. Указ. соч. – С. 197.
113 Истомина И. Г. Водные пути России во второй половине XVIII – начале XIX века. – М., 1982. – С. 77.
114 Муромский округ перед 5-леткой. – Муром, 1930. – С. 74.
115 Вольф де Й.-М. «Лучезарная звезда Мурома» // Уваровские чтения-V. – Муром, 2003. – С. 97-99.
116 Кузнецов С. К. Русская историческая география. – С. 149.
117 Беляев И. Указ. соч. – С. 342.
118 Там же. – С. 321.
119 Покорение Казани. – С. 49.
120 Фоменко И. К. Указ. соч. – С. 62.
121 Лосева А. В. Религиозность русских в XVI-XVII веках глазами иностранцев // Уваровские чтения – VI. – Муром, 2006. – С. 276.
122 Клибанов А. И. Народные противоцерковные движения // Русское православие: вехи истории. – М., 1989. – С. 570-571.
123 Козляков В. Н. Указ. соч. – С. 149.
124 Шишкин Н. Указ. соч. – С. 87.
125 Козляков В. Н. Указ. соч. – С. 108.
126 Полосин И. И. Древнерусский литературный портрет // Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI – начала XVII в. – С. 258.
127 Забылин М. Указ. соч. – С. 577.
128 Епанчин А. А. Указ. соч. – С. 45.
129 Козляков В. Н. Указ. соч. – С. 31.
130 См.: Кручинин А. С. Муромское антисоветское восстание (1918): истоки и предыстория // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 283-286.
131 См.: Дорофеев А. А. Массовые воления в Муроме в 1961 г. // Уваровские чтения – V. – Муром, 2003. – С. 306-309.
132 Кузнецов С. К. Русская историческая география. – С. 113.
133 Послание митрополита Никифора к Муромскому князю Ярославу // Макарий (Булгаков). История русской церкви. – Кн. 2. – С. 565-566.
134 Отчет в совет труда и обороны Владимирского Губерн-ского Экономического Совещания. На 1 января 1922 года. – Владимир, б/г. – С. 7.
135 См.: Водарский Я. В. Дворянское землевладение в России в XVIII – первой половине XIX в. – М., 1988. – С. 65; ПСЗ. – СПб., 1830. – Т. 4. – Ст. 2218; Большакова Н. В. Крутицкий приход Покровского уезда. – Петушки, 2001. – С. 9-16.
136 Муромский округ перед 5-леткой. – С. 1.
137 Там же. – С. II.
138 Боль и память. Книга Памяти жертв политических репрессий Владимирской области. – Владимир, 2003. – Т. 2.
139 Кротова И. Л. «Люби». Воспоминания, эссе, дневники, письма. – М., 2003.
140 Благодарю В. Я. Чернышева, любезно сообщившего мне эти сведения.
 141 Добрынкин В. Муром прежде и теперь. – М., 1903. – С. 20.
142 Отчет в совет труда и обороны. – С. 90.
143 Там же. – С. 47.
144 Муромский округ перед 5-леткой. – С. 29, 33.
145 Там же. – С. 33.
146 Наумов В. В. В маленьком городе. – С. 85. Отдельный оттиск без выходных данных. Музей Управления народного образования округа Муром.
147 Боль и память. – С. 57.
148 Шагина А. С. Социокультурная сфера жизненного мира этносов // Уваровские чтения – VI. – Муром, 2006. – С. 464.